Если у вас есть телевизор, вы практически наверняка видели Василину Юсковец в сериалах «Ивановы-Ивановы» и «ИП Пирогова», а «Сны Алисы» стали её первым серьёзным опытом в драматическом жанре. Мы пообщались с Василиной, чтобы выяснить, как она готовится к своим проектам, тяжело ли уходить из комедий в драму, и какие фильмы повлияли на её любовь к кино.
– Первый вопрос, конечно, про твой новый сериал — «Сны Алисы». Чувствуется, что это масштабный, сложный проект. Ты ощутила какую-то разницу, например, с другими сериалами, в которых снималась? Было что-то новое в этой области?
Да, масштаб работы абсолютно точно был другим. До этого я снималась преимущественно в ситкомах. Они все были достаточно высокого качества и сделаны хорошими, крепкими режиссёрами, но «Сны Алисы» — это совсем другое. На ситкомах за съёмочный день иногда снимают от 10 до 15 минут (такое редко, но бывало) экранного времени. В «Снах Алисы» же за день у нас выходило 3 минуты, иногда 5, и это уже другой, киношный, в общем-то, уровень съёмок.
И, конечно, у нас был просто великолепный пластический грим, который к тому же нужно было постоянно повторять (на этом построен образ героини), что тоже было для меня чем-то новым. Удивительной была и работа оператора-постановщика, который вызывал какое-то абсолютное доверие. Самое важное — это атмосфера, которая была на площадке. «Сны Алисы» — довольно холодный сериал (север, покинутый город, мрачная интрига), но на съёмках это никогда не ощущалось, и в этом особый профессионализм команды.
– У сериала достаточно сложная судьба: пилот показывали на нескольких фестивалях в разные годы, а съёмки полного сезона стартовали существенно позже. Виной послужил COVID-19?
Да, мы начали снимать пилотную серию в 2019 году, отсняли в начале 2020. И тут началась пандемия. Конечно, всегда между пилотом и съёмками сериала есть какой-то перерыв, но у нас он затянулся на 2 года. Сценарий успели переписать и поменяли там многое, но, к счастью, команда осталась, и в 2022-м мы приступили к съёмкам первых 4 серий. Вторую половину снимали через полгода, и только в начале 2023-го мы все досняли.
– Теперь, когда ты снялась в драматическом проекте, у тебя есть какое-то понимание, что тебе интереснее: играть в драмах или в комедиях? Это ведь очень разный актёрский опыт.
Абсолютно. Очень хороший вопрос. На этом разрыве между комедией и драмой строится весь мой нынешний экзистенциальный кризис. Кризис — любопытное понятие. В китайском языке, например, это слово передают два иероглифа — смерть и возможность. Примерно то же самое происходит со мной. «Сны Алисы» — это очень яркая начальная точка, в которой умерла Василина, которая снималась в ситкомах и которая, может, и не умела ничего другого на экране. Это ведь была очень привычная для меня среда, и мне все довольно легко давалось. Когда начались «Сны Алисы», я поняла, что отмирает эта часть, и вспомнила, что всегда хотела сниматься в таком кино, потому что именно такое кино я всегда смотрела.
Я была киноманом в 14, 16 лет, и для меня почти ничего в жизни не было, кроме кино, для меня существовали только драмы и великие триллеры, обязательно с неожиданным концом. Мне кажется, я посмотрела их все в какой-то момент и в них всегда и хотела сниматься.
Последние года два я отказываюсь от очень многих проектов — типаж просто красивой девочки мне неинтересен. А драма — это то, к чему хочется стремиться, ради чего хочется расти, и ради чего иногда приходится, конечно, «поголодать» в актёрской карьере.
– То есть сменить амплуа совсем не просто? Typecasting такой, в общем.
Да, это очень сильно держит. В 2019-м году у меня не было другого опыта, кроме съёмок в ситкомах, но я каким-то образом попала на пробы для «Снов Алисы». И это — большая удача, хотя в тот момент я, конечно, не осознавала, что это будет моя первая драматическая роль. Но амплуа держит. И, конечно, многих это устраивает. Ситкомы — это очень здорово: деньги, стабильность, успешность. Встряска случается, только когда хочешь оттуда выбраться. И у меня, естественно, на этом пути были промахи: иногда приходится работать, просто чтобы иметь деньги на существование.
Но вообще, да, индустрия построена на выборе, скажем так, уже готовых актёров на роль. Потому что устраивать десятки репетиций, чтобы человек учился каким-то навыкам, менял свою органику, на самом деле очень долго. У нас это просто непозволительная роскошь: нет бюджета и времени. Все проекты актёрами готовятся за месяц-два — это, конечно, фабрика удивительная.
– По поводу необычных вещей. В «Снах Алисы» были какие-то сцены, к которым приходилось особенно готовиться? Есть что-то, что ты не делала и даже не думала, что будешь делать.
Чего мы только не делали, конечно. Наверное, самое новое и сложное — это пение. Там есть сцена, где моя героиня поёт, и была написана песня. Мне нужно было научиться играть на фортепиано в кадре, но потом это вырезали за день. То есть я училась какое-то время, пыталась просто пальцами правильно попадать, но это было слишком сложно в плане построения кадра. И в той же сцене я пела.
Мы записали песню, и в итоге уже на этапе озвучки, то есть через несколько месяцев, режиссёр Андрей Джунковский мне сказал, что увидел эту сцену по-другому, и меня в той сцене переозвучили. Это было довольно сложно, и песня, кажется, вышла хорошей (всем, кому показывала, — нравилось!), и, наверное, к этой сцене я готовилась больше всего, потому что она кульминационная для линии героини. Мне кажется, что лучше, если артист сам готовится к каким-то трюкам, сам исполняет танец, борьбу, не знаю, и вокал тоже. Есть в этом что-то настоящее.
– Ты как Шарлиз Терон видишь актёрскую карьеру?
Мне очень далеко до этого. Но в идеале, наверное, так и должно быть, хотя лень мешает, что и говорить. Я точно ленивый человек, и когда можно что-то не делать, я этого делать не буду. Но с таким проектом, как «Сны Алисы», конечно, наоборот хочется быть включенной, сделать всё необходимое. Думаю, качество проекта определяет твою включенность. Опять же, почему бы не похудеть для роли на 20 килограмм? Это, в общем, никогда не плохо.
– Ты говорила, что хотела играть в драматических проектах, а в принципе, откуда пошло твоё желание стать актрисой? Ты посмотрела какой-то фильм и поняла это про себя, или было что-то ещё?
Кстати, нет. Это было в известном смысле случайно. Я училась в театральной студии и потом ещё во второй театральной студии, и там мне предложили сходить на кастинг. И даже в тот момент я не очень понимала, что хочу стать актрисой. Пошла потому что думала, что меня всё равно не возьмут. И сходив, получила первую роль.
Думаю, осознанное стремление стать актрисой появляется, когда ты уже занял какое-то место и тебе не хочется его покидать. Когда появились проекты вроде «Ивановых», я поняла, что чувствую конкуренцию, осмысленно хожу на пробы, и это уже какая-то стабильность. С 15 лет зарабатывать собственные деньги, жить на них — это та вещь, которую не хочется терять и ради которой стоит работать. Но сознательный выбор в пользу образования я так и не сделала, поэтому для кого-то я, наверное, актрисой так и не буду считаться. Но по факту, конечно, 8 лет в профессии. Мне кажется, можно уже поставить галочку.
– Твоё желание поддержали семья, друзья? Когда ты начала становиться актрисой, как всё воспринималось?
Я думаю, что да, мне в этом смысле повезло, потому что у них не было других альтернатив, так скажем (смеётся).
Я была круглой отличницей только до пятого класса, а потом в моей жизни появились другие интересы: мальчики, подружки, бунт. Учиться не хотелось, и всерьёз интересны мне были только русский язык и литература. Из профессий вырисовывались писательство и поэзия. И я, правда, писала стихи и прозу. Но с появлением в жизни актёрства, это ушло. Мне кажется, что это лучшая альтернатива, чем быть писателем в современном мире, увы. К тому же мои неожиданные успехи с сериалами были, наверное, первыми за долгое время: в учебе особенных достижений не было, вне её всё тоже было непонятно. Все уже, в общем, начали было сомневаться в моём будущем, а тут такая радость.
– Хорошая история, с хэппи-эндом.
О том, что на безрыбье и рак рыба (смеётся).
Все поняли, что с актёрством перспективы туманные, но они есть: я всегда была харизматичным ребёнком. И мне действительно это было интересно, я подходила к вопросу ответственно: не было такого, что не выучу текст или просплю. Отчётливо помню разницу между утром перед школой и съёмками в восьмом классе. Чтобы не идти в школу, можно было сказать, что мне плохо, сегодня буду лежать дома, а когда ты просыпаешься на съёмки, и, даже если реально заболела, ты никому об этом не скажешь и просто пойдёшь. У меня это чувство ответственности было с самого начала. К счастью, пока это не поменялось. Конечно, родители видели это и, наверное, были рады, что во мне просыпалась какая-то серьёзность.
– А тяжело ли быть начинающей актрисой в нашей индустрии? С какими трудностями, совершенно новыми задачами тебе пришлось столкнуться?
Мне кажется, что изначально от меня нужна была какая-то тотальная уверенность в себе, дерзость опять же, даже некоторое буйство характера. Сначала я играла сложных подростков и, когда сталкивалась с тем, что мне самой пока что неуютно, мне приходилось это в себе задавливать. Например, в первый съёмочный день я не чувствовала этой уверенности, но ждали от меня совсем другого.
– Тебе было с кем это обсудить? Общаются ли между собой молодые или начинающие актёры, есть ли какое-то комьюнити?
Хм, я только сейчас, наверное, понимаю, в последние года два, что у меня была плохо налажена коммуникация с людьми, не закреплялись отношения. Я общалась с коллегами на площадке, но это было как-то страшно. Казалось, что все они взрослые, все как-то меня не любят, я их бешу, ещё что-то.
И были иногда действительно такие ситуации, когда я была слишком энергичной или эмоциональной. Главное — я не умела поддерживать отношения с людьми. Мне казалось, что сейчас я с ними работаю, а потом всё это закончится, и не нужно стараться продолжать общение. Это и страшно было, и я не умела, и казалось, что людям это не нужно.
Сейчас я думаю, что это наоборот очень интересно — продолжать отношения с коллегами, встречаться с ними, запоминать их, как-то открываться. Но тогда я совершенно не была готова к этому, и мне хотелось сбежать от этого всего и просто делать свою работу. Всё, что было за кадром, было самым, наверное, сложным для меня.
У нас нет никакой гильдии, и это большая проблема, потому что в итоге ты остаёшься наедине со своими страхами и проблемами. Всё, что случается с тобой, остаётся в рамках твоей жизни, и ты ни с кем не можешь этим поделиться. Это попросту страшно: тебя элементарно могут неправильно понять. Ты расскажешь о проблемах с каким-то режиссёром, а в ответ услышишь, что, скорее всего, проблемы в тебе, а не в нём.
Отсутствие такой формальной общности делает солидарность редким явлением. Среди молодых людей может просто появляться компания друзей, и я часто это вижу на фестивалях, но сама в их формировании пока не настолько продвинулась, мне нужно это развивать. Сплочённость важна и для индустрии и для находящихся в ней в той же степени, что и здоровая конкуренция. Просто чтобы не возникали вечные вопросы о том, что о тебе думают за спиной. Сейчас они у меня возникают, наверное.
– А что вообще кажется тебе главным в актёрской профессии сейчас, на данном этапе карьеры?
Сложный вопрос. На данном этапе мне важнее всего делать вещи, через которые я могла бы наблюдать за собственным развитием. Некоторые говорят, что они снимаются в фильмах, чтобы люди посмотрели эти фильмы и что-то поняли для себя, что-то открыли. Я не могу так сказать. Мне кажется, что даже на съёмках «Снов Алисы» я совершенно не думала об этом. Не было мысли, что кто-то посмотрит на мою героиню, скажет: «Вот, теперь-то я все понял про эту жизнь». Ну, нет, думаю, что это вообще не так происходит. Хотя, если человек посмотрит на мою героиню и скажет, что он вдохновляется этим, это для меня важно, вдохновение — это здорово.
И мне бы, наверное, тоже хотелось действительно вдохновляться своей работой и сниматься в тех фильмах и сериалах, которые я сама смотрю. А у меня есть чёткий фильтр того, что я не буду смотреть, того, что мне неинтересно, или что я выключу после первой серии.
Мне бы хотелось гордиться тем, что я делаю. Это такой, вероятно, ключевой процесс получения любви от самой себя. Мне менее важно, какой будет реакция зрителей, чем то, что я сама могу гордиться собой за какую-то роль.
– Что для тебя в таком случае успех в профессии? У тебя серьёзные достижения уже на раннем этапе карьеры, и от этого, наверное, сложнее определить, к чему стремишься?
Раньше меня вообще устраивало то, на какой ступени я нахожусь. Мне казалось, что у меня действительно большие роли, что всё круто. Многие люди смотрят сериалы со мной, на меня подписаны тысячи человек, мне пишут много комментариев. Но опять же, случился, скажем так, кризис, и сейчас для меня это не имеет особого значения. Сейчас важно, что я сама думаю про то, где снимаюсь, что думают про это люди, которых я уважаю. Те, чье мнение я действительно хотела бы услышать. И успех я для себя сейчас определяю опять же тем, что проходит мой внутренний фильтр.
Многое, надеюсь, ещё впереди. У меня, например, ещё не было такого, чтобы я работала с мэтром, общепризнанно великим режиссёром. Это пока пустая, незакрашенная область для меня. У меня не было заглавных ролей, то есть ролей, на которых держится общий каркас истории. Ведущие роли — да, были, но они во многом подвластны заглавной.
Не было и такого, чтобы, допустим, режиссёр или сценарист, с которым я дружу, или мы на одной волне, написал под меня роль. Это, мне кажется, потрясающий опыт, когда вы вместе что-то придумываете, например, и человек чувствует, что ты можешь, и настроен именно на тебя. У меня не было такого в принципе, чтобы я работала с кем-то в соавторстве. Эти этапы, цели, именно в них я и вижу для себя успех — а не во внешней оценке, которая от меня совершенно не зависит.
– Ты упомянула мэтров, а кто для тебя эти режиссёры, с кем ты хотела бы поработать, у кого сыграла бы без раздумий?
В российской режиссуре мне очень близок мой мастер – Наташа Кудряшова. Я бы мечтала сняться у неё. Мне очень нравится творчество Бориса Хлебникова, Наталии Мещаниновой, Валерия Тодоровского, Николая Хомерики. Есть множество молодых режиссёров, которых я видела на фестивале «Короче», и с ними я бы тоже с удовольствием поработала. Мне кажется, что режиссёр в зачатке — это самое интересное. Он ещё очень чистый, искренний, не сломленный необходимостью подстраиваться под продюсерское видение, чтобы получить охваты, сборы, контракты. Я бы в этом смысле мечтала сниматься, например, в раннем творчестве Никиты Михалкова. «Утомленные солнцем» — великое кино.
Конечно, всех перечислить просто невозможно. У нас ведь и сериалы очень крутые сейчас. К нам приходил как-то на мастер-класс Жора Крыжовников, и мне показалось очень интересным, как он видит процесс рабочего взаимодействия режиссёра и актёра. С ним я бы тоже с удовольствием поработала.
– А из мирового кино?
Думаю, Ларс фон Триер. Это тот режиссёр, чье кино меня лет в 14 поразило. Я тогда посмотрела «Нимфоманку», «Антихриста», шокирующие были фильмы. И «Рассекая волны» — незабываемое кино, и «Меланхолия» с Кирстен Данст.
– Замечательный фильм, моя любимая актриса.
Да! И тогда у меня был, пожалуй, момент перехода, взросления, я думаю. И я бы снялась безоговорочно у Триера в любом его фильме. У Гаспара Ноэ, кстати, тоже. Притом, что это, конечно же, очень экспериментальное для отечественной психики кино, откровенное, ошеломляющее. Но думаю, мне бы хватило смелости в таком сняться.
Из менее, скажем так, провокативного вспоминается, естественно, Дэвид Финчер. Даррен Аронофски ещё. Его «Черный лебедь» — безупречное кино, на мой взгляд, и Натали Портман там совершила актёрский переход в драму высшей степени. Это тот рубеж, который и мне действительно хотелось бы когда-нибудь преодолеть.
Вообще я задумалась, что мои родители раньше ходили в магазин дисков и спрашивали продавца, что посмотреть, что купить, что им может понравиться, и мои предпочтения в кино основаны на вкусах этого неизвестного кинолюбителя.
– О да, понимаю, те же чувства. Маме как-то Ким Ки Дука подсунули, тяжёлый был вечер дома. Не будь чего-то в этом духе, я бы, может, вообще тут и не сидел.
Да, понимаешь: странное чувство, что я как личность — итог советов того продавца кассет.
– Теперь, когда суета с топами года окончена, можно и спросить: какие были твои любимые фильмы в 2023-м?
Ох. Увы, я достаточно мало нового видела. А если в общем говорить, то я не то чтобы подсела в этом году, но очень полюбила в последнее время корейское кино — посмотрела в этом году впервые «Олдбоя», «Пылающего» Ли Чхан-дона. Из более или менее нового очень впечатлил японский «Сядь за руль моей машины» (фестивальный хит 2022-го года). На фестивале «Короче» посмотрела фильм «Правда», он великолепный, на мой взгляд. Российское кино, каким оно, мне кажется, и должно быть. Из совсем уж нового мне очень понравился «Снегирь» Хлебникова.
Глобальная проблема с моей синефилией в том, что иногда я нахожу кино, записываю его себе, читаю описание, мне нравится трейлер, а потом я просто не смотрю сам фильм. То времени не хватает, то, пока выбираешь, уже и настроение пропадает. Не знаю, что с этим делать, если честно.
– А хайповые, так сказать, премьеры не смотрела?
«Слово Пацана»?
– «Слово Пацана» я и сам не смотрел, хотя уважаемые люди хвалят.
Мне тоже понравилось. Это огромный скачок для индустрии и, конечно, оказаться в таком проекте – это мечта. И мне очень нравятся не только, как это снято, а сам сценарий, история, которую рассказывает сериал.
– А в соревновании «Барби» и «Оппенгеймера» ты за кого?
Мне понравилась «Барби» — я плакала несколько раз. Притом высоких ожиданий не было, и это был сюрприз. А на «Оппенгеймера» я опоздала в кинотеатр и не посмотрела. Но я вернусь к нему обязательно. Кстати, про Грету Гервиг. Это же её муж Ноа Баумбак снял «Историю о супружестве»? Тоже в этом году посмотрела, и вот где было абсолютное откровение: я увидела себя в этих героях, в их проблемах, хотя я и гораздо младше.
– Замечательный фильм, и там Адам Драйвер же ещё в конце поёт сам.
Драйвер невероятный там. Да и в принципе. У меня есть такая категория для некоторых актёров. Есть «влажные» актёры, а есть «сухие». Вот Адам Драйвер – это просто воплощение «влажности». Его крик сквозь слёзы, то как он брызжет слюной, то как разговаривает. Он абсолютно животный, он сам себя так и описывает. Просто потрясающий.
– И бонусный, что называется, вопрос. В одном из интервью ты упоминала, что выросла помимо прочего на «Смешариках». Не могу, естественно, не спросить: какой из них твой любимый?
Бараш, конечно. Да, Бараш. Он мне всегда казался каким-то завораживающим и наиболее кинематографичным – сомневающийся, ищущий герой. Мне очень нравится серия «Смысл жизни» и та серия, в которой он поёт песню «Как приятно заболеть». Не помню только, как она называется.
– «ОРЗ», кажется.
Да, точно, «ОРЗ». Есть ещё серия, которая, думаю, очень интересно описывает человеческую жизнь: про то, как он писал стихи Нюше, и всё расклеивал их по стенам…
– А, это когда он ещё письма ей писал и не отправлял. Это вообще одна из лучших серий, мне кажется.
Да-да, она говорит что-то важное, на мой взгляд. О неготовности жить, наверное. Про других героев я отчётливо помню серию с ёжиком и Крошем про фантики, где из альбома ёжика вылетают все фантики, и Крош бежит под дождем их искать. Прекрасная серия. Вообще, что мне нравится в «Смешариках», так это то, что это не детский мультфильм. Он доступный, понятный, но он о взрослых проблемах зачастую. Я, кстати, спрашиваю своих братьев и сестёр, и никому из них не нравятся «Смешарики».
– Как это?
Сама не понимаю. Это какой-то пробел случился в воспитании. То есть они спокойно смотрят нынешние «Карусель» и «СТС», а я вспоминаю, как сама вставала в шесть утра перед школой, чтобы посмотреть «Смешариков». Опять же, это то, что вшито на подкорку, что это всё про взрослую жизнь, про действительно взрослые отношения, но сделанное детским языком. И я очень рада, что ты задал этот вопрос. А тебе самому тоже нравятся «Смешарики»?
– Конечно, я вырос на них, просыпался в субботу утром даже, чтобы смотреть. Тогда ещё «Чип и Дейл спешат на помощь» были классные, по-моему.
Вот, «Чип и Дейл», да. Они и «Чудеса на виражах» ещё были отличные, про медведя-пилота. Так что «Смешарики» — это часть личности, буквально.
– Есть же даже теория, что человек может всегда определить себя через персонажей. От одного до трёх смешариков нужно для определения личности.
Я не слышала, кстати. Теперь придётся реально всегда об этом думать. Пойду пересматривать, раз такое дело.
– Таков путь, полагаю.
Да, таков путь.
Понравился материал? Поделись с друзьями:
Похожие статьи:
