Студентка экологического факультета Эльвира (Анастасия Резник), собственно, титульная непослушная, всё своё свободное время посвящает защите природы – учит людей кормить уточек, спасает собак, поддерживает парня в инициативе по спасению кур. Но одним приятным утром перед ней встает задача уже титаническая – защитить битцевский лес от вырубки.
Вырубить лес для строительства небоскреба Битц-Тауэр (да, серьезно, Битц-Тауэр, еще и форма отчетливо фаллическая) хочет молодой миллионер и инноватор Матвей Рысак (значительная идея закладывалась – Рысак, очевидно, наводит на мысли о жеребцах), сыгранный Александром Петровым. А поскольку битцевский лес, как анонсируется в фильме, это легкие Москвы, то Петров в данном случае как бы портит воздух. И кажется, что это не самая плохая мысль для картины, но потом выясняется, что сердце у героя золотое, как и руки (притом во всех смыслах), да и всё остальное, простите, тоже.
Чтобы спасти парк студентка заключает с героем Петрова договор: если она неделю проживет с миллионером, все желания которого обязана будет исполнять, и захочет после этого уйти, то он откажется от строительства своего небоскреба в лесу. Казалось бы, что может быть проще – захотеть уйти из-под чужой власти? Но герой Петрова знает, что в России с мужчинами при власти не расстаются по 20 лет, особенно если они вас эксплуатируют, как вещь.
Уже на моменте завязки – студентка и молодой миллионер, специфические сексуальные предпочтения последнего, юридический договор – невольно всплывают в памяти «50 оттенков серого», нашим ответом которым как бы является «Непослушная» (на самом деле это рип-офф, а не ответ, что-то вроде индонезийской «Леди-терминатор» по отношению к фильму Кэмерона). Если бы не стремление авторов назвать фильм в духе плохого порно, можно было бы предложить для картины название «50 оттенков серой морали», поскольку – и странно, в общем, это говорить – фильм «Непослушная» плох не собственно тем, что это плохое кино, а тем, что это кино аморальное, что заметно даже в сравнении с американским оригиналом.
Роковое различие между «Непослушной» и «Оттенками» лежит в области не столько эротического (хотя Дорнан в роли Ричарда Гира для миллениалов убедительнее Петрова), сколько политического: героиня Джонсон — представительница среднего класса, а в России его нет, поэтому значительная часть конфликта, двигавшего оригинальный сюжет теряется. Для Анастейши Стил отношения с миллионером означали потерю свободы и потому были сомнительной идеей, а для Эльвиры отношения с Петровым потерю свободы не означают, поскольку что, простите, терять, и вся их привлекательность или непривлекательность упирается уже исключительно в сексуальность Петрова. В этом есть, конечно, проблема.
К тому же договор Грея и Анастейши был набором четко прописанных правил, а договор Матвея и Эльвиры нужен преимущественно, чтобы найти в нем юридическую неточность – половой акт под запретом, а мастурбация, например, нет – и вообще используется не чтобы установить условия отношений, а чтобы сформировать у героини стокгольмский синдром, который, в рамках импортозамещения, давно уже пора переименовать в московский.
Договор Матвея с Эльвирой построен на твердом понимании, что в России, оказавшись в рабстве, мало кто так уж стремится из него выбраться, а в данном случае и зачем? Тепло, уютно, белый шоколад (не спрашивайте), возможность посмеяться в лицо гаишникам, которые посмели задержать развлекающегося миллионера и его спутницу, проехавших пол-Москвы на скорости звездолета. В этом смысле, кино, которое настолько некритически относится к привилегиям тех, кто, в силу рождения в правильной семье, пользуется не властью даже, а безнаказанностью, заставляет сопереживать гаишникам, и это, надо сказать, почти что чудо. Хотя если бы в какой-то момент фильма Москву атаковал Годзилла, симпатии множества зрителей наверняка были бы и на его стороне
«Непослушная» напоминает фильм «Левиафан», в котором протагонистом становится сам Левиафан, а классовое неравенство, экономический разрыв, бессилие одних и всесилие других оказываются не печальными реалиями жизни, проявлениями глобальной несправедливости, пережитками феодального общественного устройства, а, в общем, мечтой, практически характеристиками града божьего. Авторы боготворят богатство, деньги оказываются в картине объектом сексуального вожделения, журнал Forbes заменяет журнал Playboy, а сексуальное раскрепощение Эльвиры, обязательный в таких фильмах троп, иллюстрирующий самопознание, здесь предстаёт в значительной мере как классовый переход.
При этом «маленьким людям», которые в рамках картины преимущественно гадкие (как декан) или смешные (как сосед парня Эльвиры), даётся право на искренность, право быть даже немного трогательными, печь пирожки «как в детстве», да что уж там — даётся право существовать, что, очевидно, в представлении создателей, уже большая, незаслуженная милость. Штука в том, что существовать после этого фильма хочется даже меньше, чем до него.
В лучшие свои моменты «Непослушная» напоминает новый сезон «Холостяка», снятый режиссёром клипов Егора Крида под музыку из эфира радио Energy, и в этом качестве её даже можно смотреть, а когда в кадре появляется матерящийся Ян Цапник, сложно даже этого не делать – наблюдать за большим артистом (сериал «Последний министр» тому подтверждение) всегда приятно, хотя некоторая неизбирательность Яна Юрьевича может, наверное, смущать. Однако в остальные моменты, которых больше, фильм напоминает даже не рекламу бритвенных принадлежностей, как «50 оттенков серого», а экранизацию порно-версии Домостроя, и не то что достижения мысли новых левых и феминисток третьей волны, но даже идеи суфражисток на фоне этого зрелища представляются чем-то недостижимо новаторским.
Те же, кто досидит до финала, вероятно, вспомнят маму, может быть – Бога, может – Мишеля Фуко с его разумной мыслью, что любовные практики тесно связаны с практиками властными. В конце, и это не будет большим спойлером, Матвей Русак связывает любимую и любящую Эльвиру в технике шибари и подвешивает её, доставляя и себе, и ей некоторое удовольствие, в то время как однокурсник Эльвиры, бедный и потому непривлекательный (сексуальность в фильме тесно связана с размером кошелька), в параллельном монтаже удовлетворяет себя сам.
Легко подумать, что это финал фильма Ларса фон Триера – «Дома, который построил Джек», например. Там герой тоже втирался в доверие, пропагандировал свой образ жизни, да и вообще. Но Джеку нужно было убивать женщин, жизнь была трудной, конец близким, ад страшным, а здесь ад обжит и благоустроен и даже убивать никого не надо – все уже мертвы, и невольно кажется, что ни по ту, ни по эту сторону экрана всё это никогда не кончится.
Понравился материал? Поделись с друзьями:
