Такуми (Хитоси Омика) с дочерью живет в глухой деревне. Он сын послевоенных переселенцев, осевших там, вблизи леса, оленей и разветвленной системы родников. Последняя сейчас под угрозой, поскольку деревенский покой хотят нарушить капиталисты. Кастинговое агентство, пользуясь ковидными льготами, собирается построить в лесу глэмпинг (гламурный кемпинг!), который, вероятно, нарушит местную экосистему. Проблема в том, что капиталисты спешат, чтобы успеть получить государственные дотации, и не слишком беспокоятся о природе. Слив грязной воды, по их планам, будет производиться прямо в родники, уникальные водоемы, предмет гордости местных.
На собрании представители агентства смотрят на деревенских свысока, а те в свою очередь относятся к приезжим с явной враждебностью. Их спор, напоминающий, кстати, аналогичное собрание в недавнем хорошем румынском фильме «МРТ», показывает обеим сторонам, что им не договориться. Правы притом, очевидно, деревенские: природа пострадает, их привычная жизнь нарушится, и всё это только из-за того, что конкретные капиталисты хотят нажиться на государственном финансировании.
Посланцы кастингового агентства, правда, оказываются в отрыве от своей профессии людьми вполне симпатичными. Маюдзуми (Аяка Сибутани) раньше работала сиделкой и пришла в шоу-бизнес из-за детской мечты, а не из-за корыстных побуждений. Её коллега Такахаси (Рюдзи Косака) иногда пренебрежителен, иногда груб, но вообще-то добр. Он хочет уйти из агентства и жить тихо и по-семейному. В лучшем мире он устроился бы сторожем того глэмпинга, который приехал рекламировать. И когда их отправляют в деревню снова — чтобы задобрить селян и при этом отказаться сдвигать сроки (а это необходимо, чтобы переделать план строительства, но тогда истечет срок дотаций) — Такахаси навязывается Такуми в товарищи. Рассказывает о любви к природе, о своих мечтах, об усталости от городской жизни, о том, как ему понравилось колоть дрова.
Такуми соглашается провести день с городскими и, естественно, об этом впоследствии жалеет. А как не пожалеть: его протеже в деле лесничества способен утомить любого ещё на уровне синопсиса, а его коллега, хотя и милая, сама не до конца понимает, чего хочет. Чего хочет Такуми, в свою очередь не понимаем мы. Чтобы его оставили в покое, может быть. Нужды деревенских на этом фоне наиболее очевидны: у них, как у жителей села у русла реки, есть обязательство перед деревнями ниже сохранить чистоту воды. Иначе из-за слабости конкретного коллектива пострадают все. Этого, конечно, допустить нельзя.
«Зло не существует» относится к той категории фильмов, о которых сложно говорить предметно, не проспойлерив финал. Это неожиданно для столь идиллической картины, треть которой посвящена прогулкам по лесу под музыку Эйко Исибаси, но это так. Это как если бы роман «Уолден, или жизнь в лесу» экранизировал Дэвид Финчер. И всё-таки спойлеры мы осуждаем, поэтому попробуем предложить общую рамку рассуждений.
Рюсукэ Хамагути выстраивает в «Зло не существует» портреты трех миров: позднего капитализма, природы и деревенской общины. Понятно, что его симпатии не на стороне любителей наживы: режиссер всё-таки слишком хорошо в своё время понял Чехова, и все капиталисты в фильме довольно очевидный коллективный Лопатин. Однако между природой и сообществом выбор уже не так очевиден. Такуми помещается где-то между ними: он поддерживает нужды соседей, участвует в деревенских собраниях, но при этом сохранность оленей волнует его не меньше, чем обязательства перед деревнями ниже по течению. Все в деревне видят в нем главного лесника, человека, знающего всю округу и очень близкого к природе.
Природа же демонстрируется прежде всего через сюжет с оленями — мирными и добрыми существами, способными убить, если чувствуют опасность и не могут убежать. Оленям не нужны оправдания, у них понятным образом нет этических категорий. Людям же оправдания нужны, и поэтому, когда сотрудники кастингового агентства чувствуют моральную правоту селян, они пытаются дистанцироваться от начальства — людей столь же беспощадных, как и природа, но которых, в отличие от лесных обитателей, можно в этом обвинить.
Общинная жизнь села оказывается единственным промежуточным этапом между двумя этими крайностями — природным состоянием и городом (капитализмом). Жестоким миром, в котором всё происходит, просто потому что так сложилось (опасность, инстинкты, олени по ту сторону добра и зла), и не менее жестоким миром, который так просто уже не оправдаешь. Мир города в отличие от природы — это мир, в котором есть свобода выбора. Мир, где всё могло быть иначе, но сложилось вот так. Община тоже результат свободного выбора, но более осознанного, более доброго. Однако такая жизнь — сложный путь: селяне зависимы от природы и уязвимы перед лицом городских, которые в любой момент могут приехать и всё разрушить. Сельская идиллия хрупка и ненадежна.
Всем героям приходится выбирать, как жить, и в этой мысли, наверное, весь пафос режиссера Хамагути. Для него человек этичен, само знакомство с категориями морали делает невозможным индивидуальный возврат к природе с её предопределенностью и инстинктами. Оленя нельзя ни в чем обвинить, а человека можно. Однако «правильная» жизнь слишком сложна и уязвима. Гораздо легче строить общество по природным законам (такой, в общем, социальный дарвинизм, который так любят правые), но и это не слишком удачный выход. Не просто потому, что это едва ли хорошо с моральной точки зрения, но и поскольку представители кастингового агентства хотят вырваться оттуда при первой возможности.
Из того же сюжета можно было бы сделать совсем другие выводы, если бы режиссер Хамагути не верил в людей и их моральную природу. Как в них не верит великий певец природной жестокости Вернер Херцог, яростный и меланхоличный режиссер, чей «Агирре, гнев божий» можно, например, смотреть дабл-фичером со «Зло не существует». Будь Хамагути Херцогом, это был бы совсем другой фильм. Однако японец верит, и это достойный выбор, пусть он и не оставляет режиссеру шансов на другой финал и более простые картины.
Как честный автор и честный фанат Чехова, Хамагути в очередной раз показывает, что мир вообще плох, но у каждого по отдельности есть шанс поступить хорошо. Пытаться вернуться к природной идиллии — бесперспективно. Жить в обществе по праву сильного — слишком просто и довольно отвратительно. Трагедия человека в этом смысле именно в том, что он человек, он может отрефлексировать свой выбор, и для него зло существует. И с этим надо как-то жить.