Многие ценители кино рады назвать Квентина Тарантино в числе своих любимых режиссёров – и c ними никто не будет спорить. Даже если взять только одну, самую первую сцену из его картины «Бесславные Ублюдки», то мы сможем наглядно показать, почему Квентин велик и не превзойдён.
Внимание! Избежать нескольких спойлеров при обсуждении сцены не представляется возможным. Мы вас предупредили.
Что вызывает напряжение при просмотре кино?
Мы, избалованные зрители, любим испытывать эмоции при просмотре кинематографа, а Тарантино мастерски владеет приёмами, которые вызывают в нас ощущение напряжения.
Сделать это одновременно просто и безумно сложно – через грамотно выстроенный конфликт, диссонанс или нестабильность, из которых вытекает естественное желание перейти в более привычное и стабильное состояние.
«Бесславные Ублюдки» начинаются с демонстрации будничной жизни простого французского фермера и его семьи, стабильность которой внезапно нарушается прибытием нацистов – и это чувствует не только фермер ЛаПадитт, но и мы, безмолвно присутствующие при разворачивающихся событиях.
Приезд ССовцев также прекрасно иллюстрирует ещё одну составляющую, которая так или иначе создаёт правильную «неправильную» атмосферу – она вносит осознание отсутствия контроля над ситуацией. Неспособность повлиять на события так или иначе приводит к ощущению напряжения, а в данном случае на это играет также и сам вид искусства, которое есть кинематограф – Тарантино мастерски использует отсутствие контроля у зрителей над происходящим на экране.
Диалоги, которые пишет Тарантино
При написании сценария Тарантино прекрасно осознавал, что интенсивность напряжения прямо пропорциональна нашему эмоциональному вовлечению в происходящее, поэтому грамотно выстраивал грядущие события ещё на бумаге.
Квентин, как заправский фокусник, прячет важную сюжетную информацию в большом количестве кажущихся незначительными фраз. Зритель даже не осознаёт их значимость до тех пор, пока они не начнут влиять на сюжет.
При этом диалоги в этом фильме никогда не служат только одной цели, они всегда пытаются выполнить две и более задачи одновременно. Приведём пример: когда штандартенфюрер Ганс Ланда, сидящий за столом перед ЛаПадиттом, просит фермера самому озвучить слухи, ходящие вокруг деятельности Ланды – это не просто способ обозначить экспозицию и расставить фигуры на доске, но ещё и крайне приятное и нужное для Ланды утверждение собственных власти и влияния.
Неопределённость
Зритель прекрасно понимает, что всю первую половину разговора Ланда играет с ЛаПадиттом. Например, когда просит совершенно не требующееся ему разрешение переключиться на английский язык. Этим он словно отдаёт власть ЛаПадитту, хотя оба персонажа прекрасно осознают, что это не так, ведь в распоряжении Ганса Ланды находятся несколько вооружённых бойцов.
Тем самым Тарантино добивается противоположного эффекта, напоминая о том, как мало у фермера на самом деле контроля.
При этом неопределённость исходит не от одного только персонажа Ланды, но и от недостатка предоставленной зрителю информации.
В середине сцены при помощи ловкого режиссёрского приёма Тарантино внезапно раскрывает карты и предоставляет нам контекст, повлияющий на течение и восприятие нами происходящего на нескольких языках разговора, – всё это время под полом ЛаПадитт прятал семью евреев, за которыми и охотится Ланда.
Бомба под столом
Знаменитый мастер саспенса Альфред Хичкок, рассказывая о своём деле, как-то предложил провести следующий умственный эксперимент.
Представьте себе пару людей, сидящих за столом, беседующих, скажем, о бейсболе. Спустя пять очень скучных минут под столом внезапно разрывается бомба. Какого эффекта на зрителей мы добились? Предположим, примерно пять-шесть секунд шока.
Но вот мы берём ту же сцену и заранее говорим зрителю, что под столом спрятана бомба, которая взорвётся через пять минут. Внезапно это уже не скучная беседа. Внезапно каждое слово наполняется зрительскими эмоциональными переживаниями.
В тот момент, когда Тарантино показал нам семью евреев под полом, каждый, даже самый незначительный кусок информации становится для нас важным.
Произведённый эффект
Вернёмся же к нашей сцене. Ланда заканчивает работу и направляется к выходу – облегчение, возвращение стабильности и контроля так близки, что их можно ощутить кончиками пальцев. Затем Ланда просит налить ему ещё стакан молока и начинает монолог о сравнении немцев с орлами, а евреев с крысами – Тарантино растягивает сцену как можно больше, помахивая разрешением конфликта прямо у нашего носа, но так и не давая его нам.
Нам непонятно, к чему всё идёт. Из-за неопределённости напряжение всё нарастает. Внезапно метафора заканчивается конкретикой со стороны Ланды – и мы переходим от вопроса «Узнает ли Ланда о семье евреев?» к вопросу «Что он будет делать теперь, когда он точно знает?».
Любая развязка, хорошая или плохая, приводит нас к утверждению новой стабильности. А мы знаем Тарантино, который не стесняется плохих развязок. Стабильность вновь достигнута простым движением руки штандартенфюрера Ганса Ланды.
Вот так запросто мельчайшие элементы могут превратить простую беседу за кружкой молока, игру в карты или поедание десерта в одни из самых напряженных сцен в истории кино.
Купить билеты на кинопросмотр «Бесславных Ублюдков» 22 мая в СПб и 30 мая в Москве вы можете у наших прекрасных коллег из #ARTPOKAZ.
Умные мысли для данной статьи были почерпнуты в блестящем видео канала «Lessons from the screenplay», с которым вы можете ознакомиться по ссылке.