Вампирша Саша (Сара Монтпетит) с самого детства отказывается убивать ради крови и предпочитает пить её из пакетиков, которые приносит мать. Она выросла в очень приличной вампирской семье — добрый папа, добытчица-мама, слегка отбитая сестра — и на детские травмы жаловаться не приходится, но всеобщим ожиданиям девочка не соответствует. Когда она видит кровь, в ней просыпается не голод, а эмпатия: ей просто жалко людей, даже несмотря на то, что в ее положении жалостью сыт не будешь. Отец относится с пониманием, мать злится и считает, что дочери давно пора повзрослеть. Дочери между тем уже шестьдесят восемь. Живут вампиры всё-таки долго.
68-летнюю Сашу, выглядящую, правда, как обычная девочка-подросток, пусть и слегка мрачноватая, выгоняют из дома жить к сестре. У сестры Саше плохо — той жалость неведома, и лучше бы никому в их маленьком канадском городке не ходить в те бары, где она бывает. Но все почему-то ходят: статистикой смертности в городах с вампирами кинематографисты, увы, интересуются крайне редко. Устав от собственного вампирского бессилия, Саша даже подумывает о суициде, но забредает в итоге на заседание кружка психологической поддержки потенциальных самоубийц, где знакомится с Полом (Феликс-Антуан Бенар), депрессивным подростом, слишком много думающим о жизни, и ещё больше — о смерти.
Их план, подаривший названию фильму, прост, но гениален: убить самоубийцу у Саши должно всё-таки получиться. Пол в результате получит желаемое — избавление от мук жизни подростка в канадской провинции, а Саша — необходимое. Она наконец-то станет полноценной вапиршей и сможет находить себе пропитание самостоятельно. Жить, судя по всему, хотят далеко не все в Канаде, и на бизнес-ланч девушка точно наскребет.
В качестве последнего желания Пол просит Сашу дать ему ночь на то, чтобы разобраться со всеми делами — проститься с матерью, ответить школьным хулиганам. Собственно, и всё. Дел критически мало. Саша следует за подростком (учитывая разницу в возрасте это «Гарольд и Мод» для самых маленьких, да), и это самая интересная часть фильма. Ночь, которая в вампирском кино, всегда время или любви, или ужаса, здесь оказывается своеобразным антрактом посередине жизни — возможность подумать, вспомнить, погрустить.
«Вампирша-гуманистка» оправдывает своё название — это наивное, не слишком прорывное, но действительно гуманистическое кино, все-таки всерьез относящееся к главному — к чувствам своих героев. Переживания двух подростков, жертвы буллинга и жертвы собственной природы, поданы для b-movie (а это, в общем, оно) неожиданно тонко, умолчаний здесь больше, чем слов, неловких пауз — чем разнообразных клише. Пол и Саша, и это заслуга, конечно, молодых актеров, смотрятся вместе настолько естественно, что в какой-то момент легко забыть, что это кино о тяготах вампирской жизни. Проблемы-то в конце концов у всех одни, и даже в историю Саши, не особенно меняя слагаемые, вместо тягот с распитием крови можно подставить нежелание, например, работать на какую-нибудь крупную корпорацию.
Такая универсальность авторского взгляда с одной стороны радует: тяжело увидеть в другом равного, в вампире — человека, и когда это так легко и трогательно выходит в малобюджетной черной комедии, в этом есть что-то чудесное. С другой стороны, как раз интонация трогательности, сентиментальности на втором часу несколько утомляет, она мешает даже меланхолии, на которой держится весь фильм. Меланхолия предполагает хотя бы какое-то сомнение в хэппи-энде, сомнение в том, что всё в конечном счете пойдет, как надо. В своей сентиментальности, однако, картина просто не может увидеть в мире настолько плохое место, чтобы страдание в нем было безвыходным.
Авторы притом то ли принципиально, то ли просто в отсутствие такой амбиции, отказываются использовать открывающиеся перед ними возможности. Ведь сюжет о вампирше, которая не хочет пить кровь, — это задел не просто на милый фильм в духе инди с фестиваля Санденс. Двадцать лет назад в той же Канаде вышел выдающийся хоррор «Оборотень» про сестер-подростков, одну из которых покусал оборотень. Она вдруг отдаляется от сестры, у нее появляются свои интересы, при этом ей ещё и надо есть людей.
Атмосферу печального кошмара, невыносимой обреченности, которая так выделяет «Оборотня», одну из лучших картин о тяготах пубертата и поисков себя, сложно скопировать, и едва ли нужно это делать. Однако трагедия героини, которая периодически превращается в чудовищного зверя и хочет убивать, вообще-то не так уж далека от гуманистических метаний Саши. С той разницей, что Саше не надо ни в кого превращаться, и это ведь даже страшнее.
Вампиров от оборотней отличает то, что ликантропия — это болезнь, сродни безумию: всегда можно сказать, что убивал не ты, а то чудовище, которое тобой овладевает. Вампиризм же это стиль жизни, сознательный крайний эгоизм. Вампир знает, что, чтобы жить, он отнимает чужую жизнь, но просто устраняется от этической оценки. И в то же время девушку сложно в чем-либо обвинить. Она родилась такой. Она с радостью бы выбрала другую жизнь. Она отстранялась от неизбежного целых шестьдесят лет.
В отличие от оборотней, пик популярности которых пришелся на средневековье, вампиры — злодеи эпохи развития капитализма. Поздний капитализм одомашнил этот ужас, сделал страх понятным, вампирские жилища из далеких замков превратились в уютные, хотя и грязные, как правило, квартиры; сами кровопийцы стали скорее смешными, чем жуткими. Вечный конфликт двух вампирских традиций — упадочной, отталкивающей (граф Орлак из «Носферату») и сексуальной, опасной своей привлекательностью (граф Дракула Белы Лугоши) — не окончился ничьей победой, поскольку все проиграли хипстерам. И вампир стал наконец не символом далекого ужаса — обитателем земли теней или бессмертной иконой стиля — а обычным эгоистом, воплощением бытовой, будничной несправедливости.
И в этом смысле «Вампирша-гуманистка» обретает некоторую глубину именно через демонстрацию неизбежности зла как повседневности. Это ромком об очень (по большей части) приятных людях, которым просто не повезло жить за чужой счет и убивать соседей на ужин. Вампиры уже метафора не богатых, а скорее всех тех, кто примиряется с несправедливостью. То есть каждого. Может, в такой оптике это даже страшнее, чем черно-белые ужасы «Носферату». Но в оптимизме своем фильм показывает, что и в шестьдесят восемь можно всё-таки решить этическую проблему правильным образом. И любовь всё-таки помогает. «Афиша» предлагает смотреть это кино на первом свидании, но, вообще говоря, провести за таким фильмом знакомство с родителями даже более многообещающая перспектива. Если попробуете — пишите.