Много поколений спустя после смерти Цезаря обезьяны разбрелись по стране и живут в небольших племенах. В одном из таких вырос Ной (Оуэн Тиг), сын вождя, всем обезьянам друг, маме верный помощник и, в общем, положительный персонаж. Чтобы стать не мальчиком, но мужем Ною необходимо получить собственного орла. Украсть яйцо, дождаться птенца и приручить птицу. В племени Ноя у всех есть орлы, его отец главный по орлам, в общем, квест ответственный.
Естественно, яйцо юный шимпанзе разбивает, погнавшись за дикой девушкой (Фрейя Аллан, новая модная актриса, притом хорошая), воровавшей еду. Однако это быстро перестает быть главной из его проблем: в ту же ночь на их деревню нападают агрессивные приматы в масках и с электрошокерами на посохах. Мир Ноя рушится, его отец погибает в бою с гориллой, а племя уводят в рабство в неизвестном направлении.
Про Ноя все думают, что он тоже погиб, но он упал с высоты и не разбился (такой, в общем, Симба, там даже цитируется эта сцена напрямую). Теперь герой должен спасти своё племя, подружиться с отцовским орлом, который летит за ним и подклевывает, и, конечно, встретить новых друзей, старых врагов и неожиданных обитателей незнакомого ему мира.
Такой сюжет, прямо скажем, не слишком шокирует тех, кто видел в жизни больше двух фильмов, но в этом и состоит феномен «Планеты обезьян». Все части этой франшизы строились на смешной идее, что если в классических сюжетах заменить героев на обезьян, смотреть будет существенно интереснее. Любопытно, что эта формула работает уже пятьдесят лет, и может, кажется, проработать ещё столько же (и «Новое царство» должно, по идее, начать очередную трилогию).
Набор референсов у картины вполне понятный: «Конан-варвар», «Король Лев» и любые другие фильмы, которые вы вспомните, о том, как неопытный юноша спасает свой народ или мстит за него, параллельно становясь мужчиной. Мотив инициации для «Нового царства» ключевой: всё начинается с незавершенного обряда, и странствие героя — восполнение этого пробела. Символическое взросление заменяется реальным. Ною теперь нужно узнать мир, и каждый встреченный им герой для него не только враг или союзник, но и учитель.
Правда, постановщик Уэс Болл, однофамилец одного из худших режиссеров на свете, прославившийся дурацким фильмом «Бегущий в лабиринте», даже в таком простом сюжете не ищет легких, а главное — прямых путей. «Планета обезьян: Новое царство» предлагает как минимум три вступления по сорок минут (герой в племени, герой в пути, герой в чужом племени), которые с трудом складываются в единый нарратив: каждая следующая часть не продолжает историю, а зачем-то начинает заново. Это по большому счету предложение без синтаксиса, такими общались шимпанзе в «Планета обезьян: Революция».
Вначале Ной встречает орангутана Раку (Питер Макон), члена ордена Цезаря, который занят сохранением наследия великого вождя. Рака — гуманист, ненавидит тиранию и внешне похож на ветерана движения хиппи (что называется, «где бананы, Лебовски?»). Для него Цезарь — источник окончательной мудрости, последний аргумент в любом споре. Дай Раке возможность, и он говорил бы только цитатами любимого вождя, но орангутан бесконечно болтлив, а Цезарь, конечно, не Отто фон Бисмарк. Его наследие состоит, как известно, из двух фраз: «Обезьяны вместе сила» и «Обезьяна не убьет другую обезьяну». Маловато, хотя и на все случаи жизни.
Из-за доброты орангутана, и поскольку его любимый Цезарь ладил с людьми, герои спасают ту дикую девушку, из-за которой Ной не прошел обряд инициации. Она оказывается говорящей, и это всех, естественно, шокирует — обезьяны после событий картины «Планета обезьян: Война» не встречали говорящих людей. Мэй (так зовут девушку) — персонаж неочевидной функции, и актрисе Аллан большую часть фильма просто нечего играть, но это как раз что-то вроде задела на будущее. Из обрывистых речей Мэй незнакомый с франшизой зритель узнает, что до Цезаря мир был устроен совершенно иначе, и территориальные и цивилизационные притязания обезьян людям кажутся несправедливыми. Это ведь планета людей, а не обезьян, что бы там ни было в названии фильма.
Финальный кирпич в становление Ноя закладывает неуравновешенный бонобо Проксимус (выдающийся Кевин Дюранд), чьи бойцы и увели в рабство клан героя. Проксимус похож на фашистскую версию Тони Роббинса и называет себя Цезарем (как и в Римской империи, имя стало титулом). Больше всего он хочет заполучить достижения человеческой цивилизации, спрятанные, естественно, в бомбоубежище. Ради своих царских амбиций новый Цезарь и порабощает обезьян, постоянно повторяя, что они «вместе сила». Рабсила, естественно. И, конечно, не это имел в виду Цезарь, выдав когда-то такой афоризм.
Однако ключевая мысль постановщика Уэса Болла в том, что это не так уж важно, что имел в виду Цезарь. Проблемы обезьян происходят из избыточного увлечения историей. Все герои картины слишком много думают о Римской Империи (в чём они, конечно, не одиноки). Они пытаются заразить этим Ноя, а тот периодически напоминает зумера, случайно попавшего в разгар в десятилетней дискуссии в Фейсбуке. За годы безраздельной власти на планете обезьяны так и не изобрели философию, и поэтому споры о политике у них кончаются или дракой, или обращением к истории и последующей дракой уже о смысле истории. Чему, впрочем, и философия не мешает.
«Планета обезьян» как франшиза всегда была реакцией на актуальные события. Оригинальный фильм 1968-го года был блестящей метафорой рабства и борьбы за гражданские права, его продолжения были интересными, хотя и не всегда эстетически удачными высказываниями о правах животных, классовом неравенстве, перспективах ядерной войны. В трилогии 10-х, чуть более абстрактной, за библейскими сюжетами и отсылками к классике тоже просматривается живое, вдумчивое кино о цене политического выбора, о ксенофобии, о грузе войны. «Новое царство» путается в выражениях и сбивается в интонации, но продолжает эту благородную традицию.
Фильм Болла — манифест против подмены моральных вопросов историческими. Кино об опасности попыток избежать сложных этических вопросов криками о великом наследии. Ной в итоге должен научиться думать о других всерьёз, судить себя всерьёз. Понять, что обезьяна не убьёт другую обезьяну не потому, что так сказал Цезарь, а потому, что это в принципе как-то не очень правильно — убивать. Обращение же к прошлому не помогает никому из героев: Мэй не замечает собственных сомнительных решений, Проксимус превращается в пародию на своих исторических кумиров, Рака увязает в догматизме.
«Новое царство», правда, едва ли способно предложить какую-то надежду. Показав, что путь каждого из героев тупиковый, режиссер Болл то ли подчеркивает в итоге ценность единства, то ли просто разочарованно отключает камеру. Героям в финале остаётся только две вещи — довериться друг другу, хотя никто из них и не заслуживает доверия, и посмотреть на небо. Вероятно, это какой-то кантианский момент (моральный закон во мне, звездное небо надо мной), но есть ощущение, что режиссер просто не понимает, как закончить. А впрочем, кто понимает?
Понравился материал? Поделись с друзьями:
Похожие статьи:
