Молодая послушница Сесилия (отличная Сидни Суини, в которой вдруг просвечивает звезда хоррора семидесятых) прилетает в Рим, чтобы стать монахиней в монастыре-хосписе для пожилых служительниц веры. У них встреча с Богом только в ближайшей перспективе, а вот Сесилия его уже видела. Точнее, он её видел. Ей было очень мало лет, когда она провалилась под лед в озере у дома в американской глубинке и выжила, несмотря на клиническую смерть. Понятно, что господь спас ее не просто так. Но зачем он это сделал, непонятно тоже. Видимо, чтобы было кому поднимать жанровый кинематограф.
В поисках смысла жизни Сесилия и приехала в Италию, не зная при этом итальянского. Она здесь посторонняя, хотя все и пытаются ее убедить, что своя. Сестры смотрят косо; мать-настоятельница в первый же вечер решает продемонстрировать гвоздь, которым Иисуса прибивали к кресту; кардинал зловеще протягивает перстень для поцелуя. Экзистенциальные тяготы американки никого особенно не беспокоят, кроме симпатичного священника (Альваро Морте), который был раньше биологом и нашел Бога каким-то необычным образом.
Лучшей (и единственной) подругой Сесилии становится другая начинающая монашка, Гвендолин (Бенедетта Поркароли, за которой мы теперь будем следить), и с ней связаны лучшие моменты фильма. Калейдоскоп первых недель подруг в монастыре под неожиданно жизнерадостную музыку уже оправдывает потраченные на билет деньги. Вот сестры смеются над чем-то с пожилой монахиней. Вот монументальные интерьеры католического монастыря сжимаются до клаустрофобных коридоров (прекрасная работа с пространством). Вот Сидни Суини демонстрирует самолет за ужином, вот она морщится при виде убийства курицы, а вот ей уже самой нужно эту курицу убить. Вообще, судьба монастырских куриц и грудь артистки Суини (к радости, например, соседей автора по ряду) занимают режиссера Майкла Мохана порой даже чуть больше, чем религиозная проблематика.
Всё в жизни подруг рушится, когда выясняется, что Сесилия беременна. Притом обета целомудрия она не нарушала — это просто на звезду «Эйфории» свалилась, так скажем, благодать. Дальше всё неизбежно скатывается к таинственной интриге, обозначенной в названии (да, это очередной хоррор про непорочное зачатие), Суини начинает изображать преимущественно одну эмоцию, как впрочем и все остальные. В еврохоррорах категории Б самое страшное — это когда зачем-то начинается развитие сюжета. До этого момента их, как правило, ещё можно смотреть. После уже не стоит.
В данном случае сюжет построен на смешении и взбалтывании нескольких великих фильмов. Попадание американки во враждебный закрытый женский коллектив перекочевало из «Суспирии» Дарио Ардженто. Идею со зловещими людьми в красных масках подарил Марио Бава (великие «Шесть женщин для убийцы»). Тема беременности — нежеланной, навязанной, зловещей — первое серьезное раскрытие получила, кажется, в «Ребенке Розмари» Романа Полански, который авторы, конечно, смотрели не раз. Нашлось место в этом коктейле и классическому «Омену», и «Жатве» 2007-го года, и ещё много чему. И странным образом — забытому конспирологическому триллеру «Кома», тоже про таинственные эксперименты вокруг и около беременности. Кому классика, а кому — кладезь сюжетов.
На самом деле, в том, чтобы воровать у Бавы и Ардженто нет ничего плохого. Лучше режиссеров, чем эти двое в семидесятые и сейчас надо днем с огнем искать, да и на благое дело ведь воруют. А снять католический хоррор с Сидни Суини в образе монашки дело безусловно богоугодное. Полтора часа клише такого рода картин оживают на экране, словно и не смотрели мы столько лет совершенно одинаковые фильмы про то, что быть Богородицей — страшно. «Омен. Непорочная» — не самое оригинальное, но очень аутентичное кино. Оно похоже на древности и посвящено древностям, но всё сделано с таким видимым удовольствием, что легко забыть про сюжетные несостыковки.
Хотя про несостыковки даже и говорить не приходится. Чтобы они в сюжете были, нужно, чтобы был сам сюжет. Здесь же история детсадовской простоты пересказана с таким вниманием к каждой сцене и в то же время полным нежеланием думать о сюжете в целом, что в какой-то момент забываешь, к чему вообще всё это было.
В том, что кино построено на умолчаниях — что всё это было, кто родился, как зачался, что за люди в красных масках, куда делась Гвендолин — есть, правда, определенный шарм и некоторая честность. Понятно же, что когда в картине с локализацией «Омен. Непорочная» что-то не объясняется, это значит только одно: что внятного объяснения просто не придумали. Приятно в этом смысле, что зрителей не стали обманывать, пытаясь доказать обратное.
Правда, в отношении главной загадки — как же всё-таки забеременела Сесилия — создатели не удержались и решили всё объяснить. Яснее, увы, всё равно не стало. Священник объясняет, что Сесилия — жертва его экспериментов (одобряемых, очевидно, Католической церковью), и многозначительно кивает в сторону гвоздя (того самого, с креста), говоря, что разгадка в нем. Сидни Суини понимающе кивает. От гвоздя она забеременела что ли? Сколько часов вообще нужно его рассматривать или провести в молитве, чтобы подумать: «детей бы делать из этих гвоздей»? Ответов, как водится, нет.
Притом моральное, или, можно сказать, политическое, содержание картины, напротив, довольно очевидное. Это не антирелигиозный памфлет, как можно было бы подумать, скорее приглашение к разговору об абортах и эмансипации женщин. В наших широтах это актуальные темы, и жаль, что только на ночных сеансах b-movie и можно надеяться на их внятное обсуждение.
Трагедия в центре картины в том, что, когда Суини признают новой Богородицей, она теряет всякую субъектность, становится не человеком, а религиозным артефактом. По статусу она где-то на уровне того самого гвоздя, только зачем-то ещё и живая. Её задача — дать жизнь, а не прожить свою, и единственный способ не то что найти себя, а просто остаться собой в мире, где она как личность никому на самом деле не нужна, — это бороться. Все вокруг же наоборот настойчиво поучают Сесилию, что покорным и послушным воздастся.
Понятно к тому же, что подвиг Христа был в том числе в том, что он мог спастись от несправедливой казни, но не спасся. Однако этот высокий пример, как бы Сесилия ни хотела ему следовать, мало чем может ей помочь. Её драма в том, что она хотела бы проявить христианские добродетели в мире, где они коррумпированы. Где проявить покорность — значит стать очередной безликой жертвой угнетения. Это трагическая ситуация, и Суини показывает терзания героини с неожиданной чувственностью.
Несколько подсюжетов — конспирология как способ объяснения реальности, феномен избранности, проблема возможности приблизить Второе пришествие — тоже довольно интересные, но из-за нехватки времени всё слишком часто сводится к веселому бреду. В смазанном финале, например, беременная Суини оказывается той ещё боевой единицей (встреться ей в монастырских катакомбах хоть сам Брюс Ли, и тот бы лучше побоялся) и выбирается из заточения через дыру в земле. Ясно, что нора символизирует утробу, а Суини, вылезая, перерождается, но остальное по-прежнему непонятно: так при чем же там всё-таки гвоздь? И всё же «Омен. Непорочная» — первый за несколько лет христианский хоррор, после которого остаются вопросы. Притом захватывающие. Чем не повод для эйфории?
Понравился материал? Поделись с друзьями:
Похожие статьи:
