Феномен якутского кино за последнее время проявляется удивительным образом. Эти фильмы похожи своими положительными чертами на американское кино, а не на классическое российское, неудачно копирующее американское. И «Иччи» Костаса Марсана — наглядное тому подтверждение.
День-ночь-утро
Самый масштабное измерение фильма — это 3 этапа умирания человека. Во многих языческих культурах они представлены именно подобным образом: жизнь, лимб (переход), смерть (забвение). Все события фильма — это всего одни сутки, в которых нам и показывают этот полный жизненный цикл.
День: классическая завязка хоррора
В дом среди леса к пожилым родителям приезжает старший сын из города со своими женой и сыном. Со стариками живёт младший брат, помогающий им по хозяйству, тихий, нелюдимый, не очень-то радующийся приезду городского родственника, в отличие от родителей, которые в том души не чают.
Знакомство с героями и жуткие истории от бабушки заставляют невестку (а вместе с ней и зрителей), которая и без того в доме родителей мужа чувствует себя чужой, напрячься ещё больше. А ещё ведь есть ребёнок — любимый инструмент хоррор-режиссёров, который у опытного зрителя сразу же начинает вызывать подозрения.
Отдельно в завязке стоит отметить ручную камеру Леонида Никифоренко, дрожащую и блуждающую по лицам героя. Зритель подобным образом почти всегда смотрит на происходящее от первого лица, кроме кадров со статичными общими планами пейзажей, на фоне которых происходят события.
В начале «Иччи» на фоне развивается бытовая драма, раскрывающая причину приезда старшего сына и показывающая взаимоотношения всех со всеми. Никакой мистики, только быт. Причём очень грустный такой быт по Быкову: муж третирует жену, мать неодобрительно относится к невестке, при возможности закатывая глаза и вздыхая, младший сын отодвинут на задний план и воспринимается всеми только как рабочая сила. Герои истории очеловечены так, что начинаешь верить в них как в действительно существующих. Но затем наступает ночь…
Ночь: страх темноты
Одно из самых красивых решений, которые я подметила в «Иччи», — это работа со светом во тьме. Так же как и основная канва «день-ночь-утро», ночь делится на логические фрагменты, но не по времени, а по объёму и природе света в кадре. Сначала это светящийся всеми окнами дом, потом, люди, покидая дом, начинают будто забирать с собой этот свет. Когда все выходят из дома, свет в нём гаснет как по мановению ветра. У героев ещё остаются фонарики и телефоны, но по ходу развития событий, конечно же, абсолютно мистических и жутких, света становится всё меньше и меньше. Когда свет гаснет, понимаешь, что это кульминация. Если и до этого было жутко, то тут готовишься к чему-то совсем ужасному.
В общем мороке «Иччи» Костас Марсан разбросал подсказки для зрителей, ни одна деталь не случайна, постепенно они складываются в одну историю о местных шаманах и духах, которые и стали причиной бед этой ночи. А ещё появляется новый вид света — огонь.
Новый источник света даёт истории иной виток развития, ещё сильнее погружает в происходящее, освещает прошлое. Огонь здесь как символ очищения и обряда погребения, как один из главных инструментов проведения ритуалов. В предрассветном мороке для героев он выглядит тревожно и чуждо: огонь — это нечто опасное, это не про свет и поиск пути, он про дикость и помешательство.
Здесь, пожалуй, стоит остановиться, так как дальше без спойлеров будет трудно рассказать о том, что на самом деле затеял режиссёр. А игра в «угадай, что в кадре было реальным» максимально интересна и даёт широкое поле для интерпретации, но не оставляет много вопросов без ответов.
Фильм держит в напряжении до финальных кадров
Картина Костаса Марсана захватывает с первых секунд и держит до самого последнего кадра. Режиссёр не даёт времени подумать об отсылках (хотя можно углядеть вдохновение «Ведьмой» Роберта Эггерса), ведь казалось бы весьма клишировано начинающаяся история начинает разворачиваться в нечто абсолютно непредсказуемое, или предсказуемое лишь для того, кто хорошо знаком с якутским фольклором и менталитетом.
Перед просмотром не помешает узнать немного больше о якутских шаманах и их видении мира для того, чтобы в полной мере оценить магический мир картины и то, насколько она пронизана этой логикой потустороннего. Даже после фильма, отвечая на вопросы журналистов, режиссёр говорит о мистических событиях его истории, как о чём-то самом собой разумеющемся. Сам Иччи — это абстрактная мистическая сила места/вещи, это дух, не имеющий конкретной формы, который по каким-то причинам приобретается местом или вещью. Это сила, с которой нужно считаться. Как и якутское кино, подарившее нам очередной фильм, который мы не забудем.
Трейлер: