Полу Шредеру, экс-кинокритику, великому сценаристу и большому режиссеру, уже 76 лет, и 50 из них он пишет одну историю — иногда начиная с конца, иногда — с середины. Начало этой истории охватывается редко: может, оно где-то в утробе; может — на войне (как в случае героев «Таксиста» и «Холодного расчета»); может — в осознании собственной смертности («Дневник пастора»). Истории Шредера начинаются там, где заканчивается покой, и тем сильнее удивляет внешне размеренный «Тихий садовник».
Старший садовник Нарвел Рот (австралиец Джоэл Эдгертон, страшно недооцененный актер) ночами философствует о природе садоводства, записывая размышления и неожиданные исторические факты в свой дневник, а днями возделывает сад богатой южанки Нормы Хаверхилл (Сигурни Уивер). Впрочем, это он делает периодически и ночью. Его будни размерены, подчиненные его любят, сам этот несколько мрачный и источающий слегка даже пугающую размеренность человек, кажется, тоже доволен своей жизнью.
В какой-то момент Сигурни Уивер поручает Нарвелу обучить внучатую племянницу садоводству — куда ещё её деть, она не придумала, а куда-то деть надо: племянница Майя (Куинтесса Суинделл, химии у нее с Эдгертоном ноль, но актриса хорошая) — сирота, наркоманка и без какого-то вмешательства пропадет. Не то чтобы Сигурни Уивер не всё равно, но родня всё-таки.
Дальше разворачивается классическая для таких случаев история — на некоторое напряжение между Майей и Нарвелом становится сложно не обращать внимание, тетушка недовольна, а сам Нарвел в растерянности, притом, что называется, неожиданной. Дело в том, что тихий Нарвел в прошлом был киллером в составе неонацистской группировки. От убеждений он отказался, подельников сдал, его бывший начальник (который, очевидно, и вдохновитель, и чем-то похож на героя Дефо в «Холодном расчете») недавно умер в тюрьме.
И всё же прошлое не отпускает героя – он раз в год встречается с куратором из службы приставов, периодически видит кошмары, а главное – продолжает носить свои татуировки (которые здесь по функции немного как вериги). А там, на спине и груди, что называется, полный набор — с такими наколками в известные частные компании берут без конкурса.
Содержательно в райском саду этого кинофильма (сложно удержаться от такого рода метафор, режиссер и сам не особенно сдерживался) страсти всё те же: боль несправедливости, раскаяние, ужас от осознания смертности, протестантская мораль, попытка увидеть свет в конце затянувшегося тоннеля и известная прямота шредеровских героев в искажённом, исковерканном мире.
Последний мотив для картины особенно важен. В одном из монологов Эдгертон даже говорит, что сад – это попытка упорядочить хаос; проявление веры в то, что планы, может быть, не сорвутся. Это банальная при пересказе, но красивая мысль, и в фильме она, может быть, центральная. Шредера страшно интересует попытка разглядеть в уродстве красоту, в хаосе – замысел, но особых иллюзий он, конечно, не питает, и героев с их планами и садоводством преследуют разрушения. На всем видна печать распада – загадочная (как болезнь Нормы) и неотвратимая (как необходимость Нарвела столкнуться со своим прошлым).
В принципе, такой сюжет известен всем, кто смотрел хоть раз любой фильм Шредера или картину Брессона «Карманник», но это, в общем, и неплохо. В этот раз всё, правда, как-то спокойнее. Будто после опустошительного «Дневника пастора» и оглушительного (в самом лучшем смысле) «Холодного расчета» режиссер как будто решил дать себе и зрителям небольшую передышку: все эти цветочные метафоры на грани самопародии, красивые сады в качестве декораций, довольно беспомощные злодеи и нарочито тихая кульминация. Как будто бы и не было ничего.
Давно похоронив чужие мечты и свои надежды, Шредер теперь вдруг почему-то решил разбить на этой неухоженной могилке клумбу. Это первый фильм мастера, после которого хочется сказать, что это еще не экзистенциализм, это ещё только цветочки, и в то же время первый раз, когда что-то такое говорится не в упрек. Да, действительно цветочки. И будь там даже только они, на это всё равно стоило бы смотреть.
При этом «Тихий садовник» актуальнее и точнее большинства гораздо более ярких картин. Он ведь в самом широком смысле о том, как жить, если ты когда-то был не по ту сторону истории; что делать, если сосед оказался фашистом; как смотреть в будущее, если прошлое оставляет не только следы, но и раны (а наколки Нарвела разве что не кровоточат для наглядности).
Сторонникам White Power и чернокожим, палачам и жертвам, — всем надо не просто делить одну страну (и это, в общем, не только американская проблема), но и строить её, а с позиции сегодняшнего дня это кажется просто невозможным. Так что нельзя не порадоваться, что хоть раз фильм большого режиссера, живого классика, обещает не только расплату, но и искупление.
Понравился материал? Поделись с друзьями:
Похожие статьи:
