Любимые роли, слезы на сцене, табу в кино и театре: интервью с актрисой Екатериной Зориной

Любимые роли, слезы на сцене, табу в кино и театре: интервью с актрисой Екатериной Зориной

Звезда иммерсивного шоу Мигеля Екатерина Зорина может заплакать по щелчку, обожает исторические проекты и готова сыграть любого персонажа. Из интервью с актрисой вы также узнаете, почему комедии она предпочитает драму и на что не согласна пойти ради кино.

Я сижу в небольшом холле театра «Приют комедианта» в Санкт-Петербурге. Сегодня тут покажут трогательный спектакль «Варшавская мелодия» режиссера Виталия Любского по одноименной пьесе Леонида Зорина. Проникновенную историю двух влюбленных расскажут Екатерина Зорина и Александр Матвеев.

До спектакля три часа, в театре уже идут приготовления, в воздухе ощущается легкое волнение. А в уютной гримерной меня ожидает интересная беседа с открытой и невероятно обаятельной актрисой Екатериной Зориной.

О кино, театре и иммерсивном шоу Мигеля

— В одной статье писали, что вы считаете, что в театре нужно быть постоянно в напряжении, тогда как в кино есть возможность сделать несколько дублей. То есть в театре тяжелее играть?

Я не помню, когда говорила об этом. Но раньше у меня в кино были небольшие эпизодические роли, в последние годы у меня появились уже главные, то есть когда почти каждый день — съемочный и, что называется, есть что поиграть. Наверное, я думала, что в кино проще, потому что у меня не было этого опыта.

А потом я попала в сериалы «Филин» или «Лихач». Там я работала круглосуточно, узнала, что такое 21 смена подряд, когда смена — 12 часов, плюс переработки иногда. Полнометражные картины могут снимать по минуте хронометража в день, а в сериалах же бывает экономят и снимают по 17 минут в день, это 24 сцены. В таком режиме съемок много дней подряд — большая нагрузка и в этом смысле да, это намного тяжелее, чем в театре.

В театре работа — это утренние репетиции и вечерний спектакль, начинающийся еще за некоторое время до него, часа за два. Это важно, это настройка. В театре у меня мощный драматический материал, нет ролей второго плана, и на сцене это огромная нагрузка. Отыграть спектакль — это тяжело, но в сумме это пять часов примерно. То есть чисто по длительности несравнимо с нагрузкой в кино.

Еще кино — это когда надо постоянно ждать. Сцена снимается несколько дублей, в сухом остатке это несколько минут, когда ты существуешь в кадре. А до этого надо ждать, пока выставят свет, сделают корректировки, репетиции. Спасает, когда умеешь скрепиться и не растрачивать энергию, использовать ее только после слов «Камера, мотор!»

Екатерина Зорина
Сериал «Лихач». Фото из личного архива Е. Зориной

Но и в театре есть своя жесть. Например, в кино можно очень плохо себя чувствовать и работать. У меня так было зимой на съемках «Записок отельера», я все 16 смен глушила температуру «ТераФлю» и парацетамолом. Собиралась с силами только на дублях перед камерой, а в перерывах меня колотило. Но если ты болеешь, а у тебя спектакль — это смерть, это ужасно, невозможно играть. В этом смысле я согласна, быть киноартистом легче. В кино напряжение с точки зрения выносливости, в театре — психически-физическое.

Если бы мне сказали выбрать кино или театр, я даже не знаю, что лучше. Но в любом случае под конец дня все это счастливый труд и очень счастливая усталость.

— В одной статье было написано, что вы больше любите драматические роли, чем комедийные. Что вас привлекает в драме?

Да, такой у меня есть изъян. Я понимаю, что это совершенно несправедливо по отношению к комедийным ролям. Но меня сначала учили на комедийные роли, я еще в академии была более пышных форм, характерная. Меня воспитывали как актрису, играющую матерей и веселых старушек. И я сама считала себя актрисой легкого комедийного жанра. Мне это легко давалось, будто я была создана для комедии.

А потом я пришла в театр на Васильевском к Владимиру Анатольевичу Туманову, и, видимо, от восторга из-за работы с ним сдулась за два месяца на много килограмм. И внезапно случилась героиней. Возможно, это входило в планы Владимира Анатольевича. Именно он одарил меня великолепными драматическими ролями, и я вошла во вкус. И для меня эти роли стали дороже.

У меня есть, наверное, несправедливое убеждение, что играть драматическую героиню гораздо тяжелее, чем веселую хохотушку. Я считаю, что драму может сыграть не каждый, а существовать в легком комедийном амплуа намного проще. В комедии надо тоже иметь многое: свободу, легкость и чувство юмора, да, но драму играют нутром. И Владимир Анатольевич вскрыл во мне это. Я поняла, что когда ты вложился в роль, излил душу зрителю, в этот момент ты начинаешь обожать такую роль, потому что она стала для тебя исповедальной, твоим родным человеком. А комедийные роли мне теперь не так дороги, они кажутся более легким путем.

Мне нужно, чтобы роль мне далась как-то сложно, чтобы я ее выстрадала, вымолила. Это как любовь: ее надо завоевать. Такое вот у меня мужское начало. А когда роль сама в руки идет, все легко, то я считаю, это нечестно относительно профессии. Мне кажется, что я ничего не сделала.

А еще я не люблю, когда люди смеются как при просмотре ситкомов. Я понимаю, для многих это способ расслабиться. Но я не люблю такой смех. Люблю, когда смеются над хорошей комедией, как «Женитьба» у Гоголя, там прекрасный материал.

Я люблю, когда люди задумываются, плачут, переживают, когда затронуто что-то глубинное кроме смеха. Обожаю, когда зал внимателен и молчит настолько, что прям звенящая тишина. Такое только драматическая роль может дать.

Екатерина Зорина
Спектакль «Дядя Ваня», Театр на Васильевском/Надежда Борисовская

— «Варшавская мелодия» — это спектакль-дуэт с двумя ведущими актерами. Сложно играть в спектакле, где надо вдвоем удерживать внимание зрителей?

Не знаю, не могу сказать, что это сложно. «Варшавская мелодия» так сильно мной рождена, это настолько я. Не могу оценить ее как продукт, где сложно или легко, не могу на нее посмотреть отстраненно. Мои личностные Катины затраты в «Варшавской мелодии» и в театре на Васильевском абсолютно одинаковы.

Может быть, вдвоем на сцене как ни странно даже легче, потому что это взаимное включение, доверие, любовь между партнерами. Когда в спектакле 20 человек, то от тебя одного зависит только маленькая ниточка и все. Мы знаем этот великий закон театра: «Непонятно, почему вдруг ни с того ни с сего спектакль не пошел». Одному человеку поднять спектакль невозможно, если в нем еще много актеров. Это всегда коллективное дело. Вот если «Варшавская мелодия» не пойдет, то мы вдвоем сможем схватить ее, мы с партнером сильно связаны и почувствуем, если кто-то из нас поплыл и подтянем.

Еще «Варшавская мелодия» — любимый и близкий мне материал, поэтому я не испытываю трудностей при игре. Но может быть, появится у меня спектакль на двоих, где мне будет тяжело. Многое зависит от материала.

— Недавно закрылось иммерсивное шоу Мигеля «Вернувшиеся», где вы играли одну из главных героинь Хелен Алвинг. Сложно было играть там?

[Иммерсивное шоу — интерактивный театр, когда нет четвертой стены, зрители непосредственно вовлечены в происходящее, находятся в одном пространстве с актерами]

Иммерсивное шоу Мигеля — самое счастливое, что может случиться с актером. Это было что-то несравнимое и невероятное. Самый счастливый опыт в моей жизни, даже если было где-то тяжело и сложно.

На шоу были невероятные кастинги, нас отбирали из немыслимого числа людей. Потом у нас было много авторских специальных тренингов по системе Мигеля именно для актеров иммерсивного жанра. Вместе с Мигелем их разрабатывали американцы Виктор Карина и Мия Занетти. Втроем они создали первое шоу «Безликие». При подготовке «Вернувшихся» четыре месяца, с июня по сентябрь, тренинги проводились ежедневно, а потом — перед каждым шоу, чтобы вернуть тебя в нужное состояние.

Екатерина Зорина
Шоу «Вернувшиеся»/@moshkov.2show

Тренинги были очень мощные, и некоторые, кого отобрали на кастингах, отваливались. Потому что сложно быть артистом, которого ничего не пронимает, который может быть в толпе, будто толпы нет. Благодаря подготовке мы умеем существовать в таком состоянии, ничто извне нас не выбьет, мы очень сконцентрированы.

Актеры в шоу так или иначе взаимодействуют со зрителем. Кто-то может мешать пройти или сесть на место актера, например.

В большинстве случаев 90% людей при малейшем соприкосновении отходят от твоей световой точки или кресла, куда тебе надо сесть, а с оставшимися 10% мы умеем работать.

Бывает, что человек не уходит. Однажды я так посидела на молодом человеке. Он не уступал мне моё место. Парень и до этого проявлял ко мне особенный интерес в шоу, и, видимо, хотел внимания. Ну я и просидела на нём всю сцену, ибо там была моя световая точка. А я хоть и стройная, но ему, наверняка, было тяжело. Может быть, он так больше делать не будет, надо женщинам уступать [смеется]. Но такое вообще сильно выбить не может благодаря подготовке и тренингам.

О мандраже, слезах и ритуалах

— Вы еще испытываете мандраж перед выходом на сцену?

Да, причем он бывает невыносимый. Это никак не поддается анализу, ни с чем не связано. У меня может быть все хорошо на душе и дома, без волнения, а потом за 5 минут до спектакля начинает сильно трясти. Никакой связи нет между мандражом и другими обстоятельствами. Не знаю, что такое. Наверное, это нормально, ведь мы все в глубине души не хотим полностью обнажаться перед людьми.

Особенно не люблю ситуацию, связанную у меня со спектаклем «Идиот». Я играю Настасью Филипповну и выхожу через 40 минут после начала. У нее еще первая фраза: «Наконец-то, удалось войти». Довольно точно отражающая моё самоощущение. И когда я стою за кулисами, за 3 минуты до выхода начинает колотить. Может быть, так сильно погружаюсь в героиню, не знаю. И так происходит почти каждый раз уже 10 лет. Честно говоря, я была бы очень рада, если бы это прекратилось.

Екатерина Зорина
Спектакль «Идиот», Театр на Васильевском

— А в кино мандраж бывает перед началом дубля?

Актерского мандража сейчас уже не бывает, поскольку понимаю, что справлюсь с любой задачей. Были уже очень тяжелые роли. Но у меня есть мандраж человеческий: когда я иду на первый съемочный день и никого не знаю. Я психосоматик, и порой меня физически ломает в первый день. Еще я очень не люблю интриги, злость, скандалы. И когда заходишь в гримвагон, то по людям почти сразу все становится понятно про съемочную площадку. Через некоторое время я постепенно оттаиваю и успокаиваюсь, если все хорошо. Тут мандраж связан больше с человеческим фактором, и в этом плане меня даже несколько раз выбивали из колеи, к сожалению. Но с опытом и со временем, надо заметить, крепну.

— Порой актерам трудно заплакать. У вас есть проблемы с этим?

Я могу заплакать за секунду. В театре плакать легко: если хороший спектакль, ты к этому приходишь. Это и есть вера в обстоятельства. В кино же иногда кадр начинается со сцены, где рыдаешь. И тут я просто сажусь и рыдаю, без слезных карандашей или капель.

Но я не уверена, что это хорошо. Это называется раскаченная психика. С одной стороны, это школа. Нас учат входить в обстоятельства молниеносно: страх, слезы, паника — все что угодно. Но такие упражнения расшатывают психофизику: мы делаем так, чтобы психика откликалась мгновенно. И я могу не только по щелчку заплакать, но также быстро заорать или запереживать. Это все гипертрофированные реакции. Может быть, вам этого никто не скажет, но это не хорошо. Для профессии это очень круто, но для жизни — большое несчастье. Лучше, чтобы человек был счастливым и спокойным.

— Есть какой-то ритуал перед тем, как выйти на сцену?

Я очень люблю во время спектакля, когда первые аккорды музыки или первая сцена, если она не у меня, подойти и тихонечко дотронуться до занавеса. Словно поздороваться со сценой, с энергией и со зрителем.

Еще я очень люблю смотреть на зрителя в театре на Васильевском. Там есть дырка, в которую я подсматриваю, делаю это почти всегда. Только в одном спектакле ее завешивают тканями, и я не имею понятия, кто сидит в зале. Мне всегда очень интересно, какой зритель: молодые, пожилые, девочки, мальчики. Потом я сравниваю, какая реакция в зале, как они смотрят. У меня такой социологический интерес к ним.

Не знаю почему, но когда молодой зал, то у меня сразу прилив энергии. Мне почему-то кажется, что молодым всё это больше нужно, я считаю, что у них еще нет зашоренного восприятия, они смотрят чистым взглядом. Для них мне особенно благодарно играть, и очень радостно, когда я вижу молодой зал. Но и когда я вижу в зале пожилых, мне тоже очень ответственно. Мне кажется, они гораздо больше понимают и нельзя наврать, надо быть очень честным. Это меня возвышает, и мое настроение тоже повышается.

Екатерина Зорина
Спектакль «Мещане», Театр на Васильевском/Надежда Борисовская

Об актерских ролях начистоту

— Какая у вас любимая роль?

Среди спектаклей у меня самая любимая роль — Геля из «Варшавской мелодии». Самая дорогая для меня, морально спасает меня часто.

В кино у меня есть два типа памятных ролей: те, которые дались большими усилиями, и те, которые мне хотелось бы повторить. У меня есть роль в потрясающем историческом сериале «Казанова в России», который никак не выпустят. Там кудри делали чугунными бигудями, мы ходили в корсетах. У меня была чудесная роль, а какой там был Казанова — изумительный красивый серб — с ума сойти. Я играла и думала, как это все восхитительно. Меня исторические проекты манят, такие роли хотела бы играть вечно.

Очень дорога роль в сериале «Филин», с ней много связано аж до дрожи. Она далась мне большими усилиями, на съемках я либо болела, либо что-то еще было не так, а роль вообще-то светлая, добрая и влюбленная. Я очень старалась в «Филине», и после каждого сезона сильно заболевала. Сейчас я смотрю на экран и помню, что чувствовала в каждый день съемок. Это роль мне дорога не только потому,что я ее люблю, а еще и потому, что я выжила и смогла.

Еще было счастливое попадание — сериал «Казанова», но это уже про 70-е годы, со Светланой Ходченковой и Антоном Хабаровым. Вот это было кино! Они снимали медленно и детально, все было красиво и стилизовано идеально. Это был какой-то эстетический профессиональный оргазм. Там не было торопи. Там ко всему было особое внимание, отношение и любовь в профессиональном плане, казалось, что я могу там сыграть все что угодно! Роль была эпизодическая, но такое счастье было побывать там.

У меня любимые роли как-то связаны с людьми, атмосферой и впечатлениями. Но, наверное, у меня просто еще не было роли, которая меня сделала бы. Благодаря которой обо мне узнала бы широкая публика. Вот если бы Звягинцев меня снял или Никита Сергеевич [Михалков], то я, возможно, говорила бы: «Вот это вот роль!» В театре, наверное, мне пока больше везет в этом плане.

— С кем из зарубежных режиссеров вы бы хотели поработать?

С Джоном Кассаветисом. Я хотела бы сыграть все, что играет его жена в его лентах. Мне кажется, это просто мечта. Я даже чуть-чуть у нее подворовала для роли Хелен [шоу «Вернувшиеся»]. Я считаю, это какая-то невероятная актриса с большой глубиной. Как он ее раскрыл, как он ее видел и показывал. Я бы тоже так хотела. Но она у него уже была, и все это было в прошлом, но я бы хотела что-то такое.

— Есть какие-то страхи или запреты, что не станете делать перед камерой? Например, не все согласны раздеваться.

Я бы не стала раздеваться просто так. Тут надо понимать, каков коленкор, оценивать ситуацию. Абсолютно точно не надо растранжиривать свое тело, если мы говорим о физическом раздевании, просто так. Ради чего? Это если говорить про кино.

Но если бы Мигель попросил раздеться, я бы разделась сразу. В «Вернувшихся» есть сцена с оргией, и я переживала, но Мигель сказал тогда, что я — «единственный человек, который не будет раздеваться». Я тогда подумала, слава богу. А когда случилось шоу, и моя любовь к Мигелю, к проекту и к роли, я подумала: «Черт, я бы с удовольствием сыграла Анну» [героиня, которая раздевается]. Я была готова, потому что для меня это было оправдано. И это было для определенного зрителя, это никогда не стало бы тем, что будут просматривать на репите на записи. Но мы говорим про театр именно Мигеля.

Раздеваться ради оголенности тела — это для меня неприемлемо. Мигель меня убедил. В кино я бы согласилась, если бы это было какое-то мощное важное художественное кино, чтобы это было не ради того, чтобы показать мою фигуру. Но сейчас я такого кино не вижу.

Это очень высокая планка, и я не готова раздеваться ни для какой роли. Прежде всего, этого не поймет мой муж, потом мой папа, мой ребенок и вообще я сама.

Я думаю, что всегда можно по-доброму легко этот вопрос решить. Я делала это уже много раз, например, с поцелуями. Объясняешь режиссеру спокойно, почему можно просто обняться, или почему не надо снимать меня в душе, а снять моего партнера, например, поменять немного сценарий [смеется]. Мне кажется, это не проблема.

— Есть какие-то табу на роли? Например, не готовы играть героиню-наркоманку?

Такого нет вообще, никаких табу, наоборот я считаю, это очень круто. Если существуют такие истории про людей, которые для кого-то социально неприемлемы, их наоборот надо воплощать. Это нужно, чтобы еще больше подчеркнуть, какой это ужас и беда.

Я обожаю играть Хелен Алвинг [шоу «Вернувшиеся»]. На мой взгляд, она просто дьявол во плоти. Она очень страшный человек по своим поступкам. Все, что она сделала в своей жизни, это ошибка. Я считаю, что это круто играть таких ужасных, омерзительных героинь. Благодаря этому кто-то увидит, к каким страшным последствиям это приводит. Мне нравится играть что-то неприемлемое с точки зрения добра, я получаю кайф от этого. Потому что я сама с этим не согласна, и я будто несу флаг, показываю, как не надо поступать.

Если мы говорим о чем-то, что не признано или не принято, то у меня тоже никаких табу нет. Ни на ЛГБТ+ сообщества, ни на психофизические недуги, ни на изменения внешности, ни на что. Я очень толерантна и свободно ко всему отношусь. С удовольствием взялась бы за любую роль.

— От чего в жизни вы получаете удовольствие?

От SPA, такой очень женский ответ [смеется]. Я получаю удовольствие от плаванья, маникюра, педикюра, массажа. От маленьких женских радостей.

Если говорить о главном — от семьи.

Еще я просто обожаю на ночь смотреть сериальчик и есть чипсы. Мой маленький ритуальчик ожирения и снятия стресса. Сидишь, смотришь, ешь, и вся усталость проходит.

Екатерина Зорина
Спектакль «Дядя Ваня», Театр на Васильевском/Надежда Борисовская

— Можете подобрать одно слово, описывающее, что для вас театр и кино?

Театр – энергия.

Кино… хочется сказать переработка [смеется]. Первое, что возникло в голове, что у меня связано с кино. Я бы сказала, кино – картинка.

Екатерина Зорина советует…

— Какие 3 фильма вы хотели бы порекомендовать нашим читателям?

Мой любимый фильм — «Женщина под влиянием» (реж. Джон Кассаветис).

Потом «Осенняя соната» (реж. Ингмар Бергман).

И из русского — «Неоконченная пьеса» (реж. Никита Михалков). Но если погрузится в эту тему, фильмы этих годов, то там много. Но этот я обожаю больше всего. И еще конечно же «Список Шиндлера» (реж. Стивен Спилберг).

— Какие 3 спектакля вы хотели бы порекомендовать нашим читателям?

Я схитрю немного и объединю несколько в один. Я бы посоветовала два спектакля Римаса Туминаса «Дядя Ваня» и «Евгений Онегин».

Потом «В ожидании Годо» Юрия Бутусова, это спектакль моего детства. И еще, например, бутусовские «Женитьба» или «Макбет», чтобы на диапазон режиссера посмотреть.

Мне безумно понравились «Три толстяка» Андрея Могучего. Это восхитительно, на мой взгляд. Такой эмоциональный ожог. Там еще играют мои друзья из шоу Мигеля, я на них любуюсь.

Еще меня сильно покорил «Вишневый сад» Льва Додина, понравился безумно. Я выросла на Додине, хотя, честно скажу, никогда не хотела бы работать в этом театре. Мне не нравится, что там ставят последние годы, но надо признать, что все у Додина — что-то невероятно крутое. Это великий мастер с великими спектаклями, это действительно великая школа. В его спектаклях показана хрестоматийная линейка жизни.

В нашем театре на Васильевском я считаю, что лучший спектакль — «Дядя Ваня» Владимира Туманова. Он потрясающий.

Фото на главной: Спектакль «Дядя Ваня», Театр на Васильевском/Надежда Борисовская

Понравился материал? Поделись с друзьями:

Надежда Васильева

Надежда Васильева

Журналист, автор Telegram-канала про кино movie_indahouse
5 классных фильмов 2022 года, которые вы уже пропустили Предыдущий пост 5 классных фильмов 2022 года, которые вы уже пропустили
«Очень странные дела»: 10 интересных фактов о 4 сезоне сериала Следующий пост «Очень странные дела»: 10 интересных фактов о 4 сезоне сериала

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *